Прозвучавшая из уст президента Путина идея о необходимости принять закон о российской нации подхвачена на разных уровнях. Судя по тому, как активно идет работа в этом направлении, сомневаться не приходится: закон о российской нации будет принят в самом близком будущем и, к сожалению, не только он. Сергей Миронов, лидер самой маленькой партийной фракции в Государственной думе, в своей статье от 13 декабря увязал две самые навязчивые идеи Кремля в одну: «Государственная идеология должна быть у огромной многонациональной страны <...> закон о российской нации – что это такое, как не идеология? И я уверен, что наша идеология заключается в том, что мы должны быть великой мощной нацией». Красота мысли Миронова потрясает сама по себе: он объясняет одно понятие, лишенное очевидного и ясного всем смысла, через другое аналогичное понятие, ибо никто не сможет сейчас четко сформулировать, что же такое российская нация и каковы основные тезисы грядущей государственной идеологии.
Вообще сама новость о том, что в 2016 г. в России серьезно обсуждается законодательное учреждение российской нации и идеологии, звучит странно и, если вдуматься, сама постановка этих вопросов разрушительна для страны и власти.
Начнем с того, что Россия как государство в том или ином виде существует уже много веков – и идеология многократно менялась, пока не была законодательно запрещена в 1991 г. Даже в современном своем виде, с запретом на государственную идеологию, Россия существует уже 25 лет. Невольно возникает вопрос: если необходимость зафиксировать и определить существование российской нации возникло только сейчас, то значит ли это, что никакой российской нации на сегодняшний день не существует?
Воображаемая российская нация
С идеологией ситуация еще запутаннее: если все граждане России и так разделяют какой-то набор ценностей, то зачем эти ценности как-то кодифицировать на официальном уровне? И, с другой стороны, если никаких разделяемых всеми гражданами России ценностей не существует вовсе, то на каком основании одна часть общества вдруг должна признать своей идеологией то, что она не разделяет, не понимает и не принимает?
Вопрос можно поставить и острее: каким может быть механизм насаждения новой идеологии в среде тех, кто с ней не согласен и до момента ее провозглашения обходился без нее, в полном соответствии с Конституцией и законами? Будут ли те, кто публично откажется разделять принятую на законодательном уровне идеологию, лишены гражданства, поражены в правах, репрессированы или депортированы из страны? Если же никаких репрессий против несогласных с новой идеологией не будет предусмотрено, то вся идея превращается в пшик – раз можно не разделять ее без всяких последствий для себя, то в глупом положении окажутся скорее те, кто будет добровольно исповедовать то, что можно игнорировать.
Сама постановка вопроса о законодательном учреждении российской нации и государственной идеологии – это, по сути, признание, что ничего путного в смысле государственного строительства у наших властей так и не получилось, никакой новой России после 1991 г. (и даже после прихода к власти Владимира Путина в 1999 г.) создать так и не удалось. Попытка возродить самые одиозные идеи брежневской Конституции 1977 г. – законодательное закрепление руководящей роли определенной идеологии и существование некоего советского народа – это признание идеологического и морального банкротства властей современной России. Правда такова, что если у современной России нет никакой общенациональной идеологии, да и единой нации не существует, то какие бы документы ни принимала Государственная дума, в практическом смысле ничего не изменится.
Попытки сочинить нацию и идеологию в глубинах бюрократического аппарата если к чему и приведут, то только к расширению возможностей для репрессий против несогласных и, конечно же, к росту бюрократии: ведь если есть государственная идеология, то неизбежны и идеологи на зарплате, приглядывающие за ее соблюдением и блюдущие единство российской нации.
Автор – президент Института развития и модернизации общественных связей, Екатеринбург