Второго декабря избранный президент США Дональд Трамп провел первые за несколько десятилетий телефонные переговоры с президентом непризнанного Тайваня Цай Инвэнь. Десятью днями позже в интервью Fox Трамп заявил: «Я вполне понимаю политику «одного Китая», но не знаю, почему мы должны быть связаны политикой «одного Китая», если мы не добьемся с Китаем сделки по другим вопросам, включая торговлю».
Этот разговор и это заявление стали, возможно, наиболее сенсационными шагами будущего американского лидера в международной сфере до сих пор. Реакция на эти шаги со стороны Пекина была пока умеренной. Китайское руководство было шокировано произошедшим и до сих пор пытается выяснить все обстоятельства, опасаясь делать резкие шаги. Среди части китайских экспертов и дипломатов сохраняется надежда на то, что это изолированный эпизод, сам Трамп был и остается лишь популистским демагогом и политика США на Тихом океане сильно не изменится.
Однако этой надежде едва ли суждено сбыться. Шаги Трампа по отношению к Тайваню основаны на определенных взглядах (пусть ошибочных), которые разрабатывались на протяжении существенного времени и за которыми стоит система своих аргументов. Эти взгляды не являются только результатом творчества отдельных неортодоксальных политических экспертов. Они перекликаются с мнениями довольно известных фигур в сфере внешней и оборонной политики. Среди них бывший представитель США в ООН и поддерживаемый Трампом кандидат на пост заместителя госсекретаря Джон Болтон и кандидат на пост министра обороны США генерал Джеймс Мэттис.
США признают, что есть только один Китай – Китайская Народная Республика. Частью территории этого Китая является Тайвань. США не признают суверенитет правительства в Тайбэе, но выступают за решение тайваньской проблемы только мирным путем. США сохраняют за собой право на культурные и экономические связи и поставки оружия Тайваню. При попытке Пекина решить тайваньскую проблему силой США оставляют за собой право на военное вмешательство согласно закону об отношениях с Тайванем 1979 г., но не обязаны осуществлять такое вмешательство. Набор специфических обязательств, принятых на себя США по отношению к Тайваню и КНР, – это фундамент, на котором выстроено все здание американо-китайских отношений с начала 1980-х.
Тайваньская проблема – болевая точка всей китайской внешней политики. Отношение китайского общества к Тайваню можно представить как отношение российского общества в конце 2013 г. к Крыму, усиленное в 100 раз. Окончательная утрата Тайваня или ее угроза приведет к легитимизации любого китайского правительства.
Трамп начал с воздействия на эту болевую точку ровно потому, что намерен проводить жесткий, конфронтационный курс в отношении КНР. Его советники в своих публикациях уподобляют этот курс рейгановской политике в отношении СССР. И этот курс (за исключением единственного вопроса – Транстихоокеанского партнерства) нельзя будет считать полной противоположностью политике Обамы.
Восточноазиатская политика США с момента прихода Обамы в Белый дом была посвящена делу военного сдерживания и политико-экономической изоляции Китая. В 2012 г. была начата политика «поворота в Азию», в рамках которой наращивалось американское военное присутствие в регионе. Укреплялись военные союзы с партнерами в регионе, быстро строилась система ПРО в Азии и на Тихом океане. Обама наращивал поставки вооружений Тайваню. В военной сфере были выработаны специфически антикитайские и весьма дорогостоящие концепции, уже оказавшие большое влияние на военную и промышленную политику США. Первой из них еще в 2009 г. было «воздушно-морское сражение», фактически – стратегия ведения локальной войны против Китая с упором на уничтожение системы управления китайскими вооруженными силами. В 2013 г. родилась так называемая Третья стратегия компенсации, формализованная в конце 2014 г. как элемент Оборонной инновационной инициативы Пентагона. Речь идет о гигантской долгосрочной технологической программе, направленной на достижение решающего превосходства над Китаем за счет серии прорывов в сфере ключевых технологий.
В 2015 г. было ускоренными темпами согласовано Транстихоокеанское партнерство (ТТП). В течение всей его подготовки практически не скрывалось, что соглашение решает геополитические задачи – «не дать Китаю писать правила торговли в регионе». Отказ от ратификации этого партнерства будет единственным кардинальным отходом Трампа от прежней политики, отходом вынужденным, поскольку соглашение является предметом крайней ненависти для ключевого электората Трампа.
Высказывания и публикации Трампа и его сторонников, в том числе статья консультантов нового президента Александра Грея и Питера Наварро, опубликованная в Foreign Policy за день до американских выборов, по большинству направлений критикуют Обаму не за выбранный по отношению к Китаю курс, а за слабость и непоследовательность в его проведении.
Трамп допустил отказ от политики «единого Китая»
Этой слабостью они склонны объяснять многие неудачи США в АТР. Например, с их точки зрения, отказ Филиппин под руководством президента Дутерте от односторонней ориентации на США является следствием недостаточно серьезной поддержки Вашингтоном Филиппин во время конфликта из-за отмели Скарборо в 2012 г. За слабость в отношении Китая прежнюю администрацию критиковали и Мэттис, и Болтон. Мэттис является сторонником более активного использования вооруженных сил США для поддержки союзников, вплоть до их развертывания в зоне локальных конфликтов.
Болтон в своей статье в The Wall Street Journal в январе прямо призывал «разыграть тайваньскую карту против Китая» с целью принудить его «отказаться от агрессии» в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях и по другим направлениям. Для этого он предлагал осуществлять постепенную эскалацию напряженности вокруг Тайваня, перейдя к организации официальных встреч с тайваньскими представителями по линии государственного департамента и угрожая полным признанием Тайваня, если Пекин не одумается.
Разумеется, из этого не следует, что вся антикитайская риторика Трампа времен выборов воплотится в жизнь. Например, угрозы объявления Китая валютным манипулятором и введения заградительных тарифов против китайской продукции едва ли осуществимы. Такая мера была бы не только разрушительна для мировой торговли, но и абсурдна – значительную часть из $480 млрд китайского экспорта в США составляет продукция западных транснациональных компаний, содержащая в себе американские технологии, японские и южнокорейские технологические компоненты и лишь собранная в КНР. После выборов Трамп отошел от некоторых наиболее радикальных своих предвыборных идей вроде обещаний вернуть пытки и посадить Хиллари Клинтон в тюрьму. Однако эти маневры не меняют сущности его политики.
Противоречивый фактор Трампа
В ходе президентства Трампа мы увидим существенное усиление американского военного, политического, экономического давления на Китай. Целью этого давления будет сломить волю китайского руководства к противостоянию США и вынудить Китай искать с Соединенными Штатами компромисса в духе СССР второй половины 1980-х. При этом Трамп, скорее всего, не будет переходить черту, за которой может произойти война или экономическая катастрофа. От него едва ли стоит ожидать признания Тайваня или посылки туда американских войск (хотя рост продаж оружия и развитие экономических связей вполне вероятны). Стратегия, скорее всего, не приведет к успеху, поскольку общим у СССР 1980-х и КНР 2010-х является только наличие слова «коммунизм» в названии правящей партии и пресловутое «отсутствие демократии». Тем не менее новые, более конфронтационные американо-китайские отношения станут важным фактором мировой политики на долгое время.
Автор – ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, старший научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ
Расширенная версия. Первоначальный опубликованный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)